Я попрыгал на месте, пробуя крепления, гикнул и побежал навстречу солнцу, все наращивая темп, зажмурившись от солнца и наслаждения, с каждым выдохом выбрасывая из себя скуку прокуренных кабинетов, затхлых бумаг, слезливых подследственных и брюзжащего начальства, тоску заунывных политических споров и бородатых анекдотов, мелочных хлопот жены и наскоков подрастающего поколения унылые заслякощенные улицы,провонявшие сургучом коридоры, пустые пасти угрюмых, как подбитые танки, сейфов, выцветшие голубенькие обои в столовой и выцветшие розовенькие обои в спальне, и забрызганные
чернилами желтенькие обои в детской с каждым выдохом освобождаясь от самого себя  казенного, высокоморального, до скрипучести законопослушного человечка со светлыми пуговицами, внимательного мужа и примерного отца, хлебосольного товарища и приветливого родственника, радуясь, что все это уходит, надеясь, что все это уходит безвозвратно, что отныне все будет легко, упруго, кристально чисто, в бешеном, веселом, молодом темпе, и как же это здорово, что я сюда
приехал...

Аркадий и Борис Стругацкие. "Отель у погибшего альпиниста,"

 Да,  сказал он.  Я понимаю вас Конечно Прежде всего манеры, а потом уже все остальное Впрочем, вы правы. Господин Симонэ служит для меня неиссякаемым источником размышлений о разительном несоответствии между поведением человека, когда он отдыхает, и его значением для человечества, когда он работает.
 Гм  произнес я. Это было почище арапника.
 Я вижу, вы не верите,  сказал хозяин.  Но должен вам заметить
Он замолчал, и я почувствовал, что в каминной появился еще кто-то. Пришлось повернуть голову и скосить глаза. Это было единственное дитя покойного
брата господина дю Барнстокра. Оно возникло совершенно неслышно и теперь сидело на корточках рядом с Лелем и гладило собаку по голове. Багровые блики от раскаленных углей светились в огромных черных очках. Дитя было какое-то очень одинокое, всеми забытое и маленькое. И от него исходил едва заметный запах пота, хороших духов и бензина.
 Метель какая  сказало оно тоненьким жалобным голоском.
 Брюн,  сказал я.  Дитя мое. Снимите на минутку ваши ужасные очки.
 Зачем?  жалобно спросило чадо.
Действительно, зачем?  подумал я и сказал:
 Я хотел бы увидеть ваше лицо.
 Это совершенно не нужно,  сказало чадо, вздохнуло и попросило:  Дайте, пожалуйста, сигаретку.
Ну, конечно же, это была девушка. Очень милая девушка. И очень одинокая. Это ужасно  в таком возрасте быть одиноким. Я поднес ей пачку с сигаретами, я щелкнул зажигалкой, я поискал, что сказать, и не нашел. Конечно, это была девушка. Она и курила, как девушка  короткими нервными затяжками.

Аркадий и Борис Стругацкие. "Отель у погибшего альпиниста"