Предлагаю вашему вниманию, уважаемые читатели:

Название действия - "Полет в неизвестность". Я был бы неправ, если бы события, которыми мне приходится "руководить", происходили бы в одной стихии - небе. Но пусть название останется именно таким - так загадочнее, вроде бы...

Необходимое пояснение для понимания читателями описываемых событий. Впрочем, пояснение не гарантирует понимания.
Автор и сам не всё понимает, но верит в возможность происходящего:
- участники "забытого эксперимента" растворились во времени. Да и были ли они? И был ли этот пресловутый "эксперимент"? Ответ такой - был и они тоже были. Персонажи  довольно живописны и складывалось впечатление, что набраны они были из разных времен (здорово, а!) и стран (это вполне возможно). Идея эксперимента заключалась в следующем:
- теория параллельных  миров появилась  в 1950 в США (ее автор - Хью Эверетт) и объяснила тайны квантовой механики, вызывавшие споры ученых. В эвереттовской «многомирной» Вселенной каждое новое событие возможно и вызывает разделение Вселенной. Число возможных альтернативных исходов равно числу миров.
Согласно квантовой механике, до эксперимента, про то, что внутри атома, нельзя сказать, что оно реально существует. До замеров частицы занимают неясную «суперпозицию», в которой они могут иметь одновременно верхний и нижний спин, или появляться в разных местах в одно и то же время.
Главный вывод из открытия состоит в том, что кустоподобные ветвящиеся структуры, возникающие при расщеплении Вселенной на параллельные версии ее самой, объясняют вероятностный характер результатов в квантовой механике. То есть, утверждают ученые, неизбежно мы живем лишь в одном из множества параллельных миров, а не в единственном.

...отсюда и возникли все происходившие далее события, обозначенные в наше время в архивах, как - "Полет в неизвестность"

Густой туман и морось были представлены во всей красе – фигуры нечаянных прохожих представлялись поникшими привидениями. Редкие проезжающие конные экипажи  и  авто оставляли в лужах кильватерные струи от колес. Человек, с докторским саквояжем в левой руке и тростью в правой, уходил вдаль по улице. Наконец, сутулая фигура эскулапа исчезла за поворотом. Изварин, до сей поры терпеливо дожидавшийся этого момента, во мгновение преобразился внешне – маска старого служаки сползла с его лица, неуловимое движение мускулов и перед случайным прохожим, когда бы тот оказался рядом и поднял глаза, предстал бы городовой с выправкой гвардейского офицера. Это длилось несколько мгновений, до той поры, пока рука Изварина подносила к губам свисток. Как только сей предмет издал пронзительный троекратный свист, вся предыдущая метаморфоза,  исчезла без следа. Выбежавший на свист из парадного, расположенного напротив, городовой Подопригора, увидел своего начальника в привычном для себя виде.
- Семен, займи пост! Я в участок – с этими словами Изварин повернулся кругом и быстро пошел по мощёной мостовой, которая поднималась довольно круто вверх в этой части города.
Энергичное движение старшего унтер-офицера сопровождалось мелодичным позвякиванием кавалерийских шпор, довольно большого размера, который, впрочем, вполне соответствовал размерам самого обладателя шпор.
Миновав трактир на Пятницкой, он свернул в переулок, заканчивающийся тупиком, и оказался перед небольшим двухэтажным домом, увитым виноградной лозой до такой степени, что окна дома и входная дверь терялись в густой зелени. Откинув расположенную сверху, на английский манер, щеколду,  он открыл калитку в невысокой ограде, и по дорожке из битого кирпича прошел к дому, на ходу доставая из кармана  ключи. Еще мгновение и дверь закрылась за входящим. Ни скрипа петель, ни удара полотна двери о косяк не раздалось при этом. Только в небольшом флигельке, стоящем слегка поодаль от дома, под раскидистой шелковицей, на солнце блеснуло опустившееся стекло окна и мелькнуло чье-то лицо.
Изварин прошел переднюю и оказался в комнате, мебель и убранство которой находилось в явном диссонансе с наружностью дома. Первое, что бросалось в глаза в ней, так это большой письменный стол из орехового дерева, весь заваленный рулонами географических карт, раскрытыми книгами, в некоторых из них, острый взгляд моряка узнал бы лоции. Отодвинутое от стола  кресло, упиралось спинкой в металлический сейф, а напротив задернутых тяжелыми портьерами окон, стояли два книжных шкафа, за стеклами которых виднелись не книги, как можно было бы ожидать, а толстые серые папки, по всей видимости, с какими-то документами.
Старший унтер-офицер  расстегнул портупею и положил её на кресло, при этом шашка ножнами ударила об пол, а тяжёлый «Смит-Вессон» основательно примял обивку. Следующим движением был расстёгнут мундир,  и под ним показалась белоснежная сорочка. После чего  Изварин сел во второе кресло, стоящее у небольшого столика, с телефонным аппаратом. Несколько времени он сидел в кресле, не производя ни малейшего движения, закрыв глаза. Наконец, повернувшись к  аппарату,  снял трубку и, взявшись правой рукой за рычаг, несколько раз провернул его.
- Барышня, соедините с 82-м, пожалуйста! Благодарю-с.
Небольшое ожидание, в трубке раздалось едва слышное потрескивание, и чей-то голос произнес:
-  У аппарата....
- Александр Иванович! Доктор сделал предложение. Подробности узнаю из разговора с ним вечером - приглашен на чай.
- Очень хорошо. Наконец-то лед тронулся. После разговора, жду-с у себя.
Изварин положил трубку на аппарат. Потом взял лежащую тут же газету, развернул и ему в глаза бросился кричащий заголовок – «Таинственные летательные аппараты».  Прочитав несколько строк под заголовком, иронически улыбнулся и положил газету снова на столик.
- «Немного, однако же, вы знаете, господа репортёры, зато фантазии вам не занимать» –  он поднял взгляд на  часы, которые в этот момент начали мерно отбивать два часа пополудни. Одновременно с боем часов раздался стук в дверь.
- Входи, Остап – негромко произнес Изварин.
Дверь открылась, и на пороге показался молодой человек, в мундире фельдфебеля отдельного корпуса пограничной стражи, поверх которого был повязан фартук. В руках у него были судки, от которых шёл аппетитный запах.
- Обед, господин ротмистр – произнес он и направился к столику.
Изварин встал, что бы не мешать сервировать стол, подошел к сейфу и, отодвинув кресло в сторону, набрал секретный код. Дверца сейфа тяжело повернулась на скрытых петлях и стала видна полка, на которой лежали два револьвера системы Наган. Любимое оружие ротмистра - он стрелял с двух рук, поочередно, причем очень метко. Это было результатом многолетних упражнений. Такая стрельба позволяет увеличить огневую мощь и плотность кучности огня, что дает преимущество при смене позиции и подавлении "огрызающегося" врага в его позиции. И случаев таких в жизни ротмистра (теперь мы уже знаем - кто таков Изварин), было предостаточно.
Затем  и, подойдя к платяному шкафу, открыл его и стал оглядывать свой гардероб.
- Ну что ж, вы говорите доктор – «Быть может, скоро вам придется носить штатское платье немного чаще, чем вы полагали» - надо, так надо, дело того стоит – едва слышно произнес он.
- Готово, Леопольд Эрастович – раздался за спиной голос фельдфебеля.
Изварин повернулся и увидел накрытый стол, рядом с которым стоял его ординарец. Кивком головы он отпустил Остапа.

Уже стало смеркаться, когда ротмистр  вышел из дома. Он шел к доктору, и беседа за чашкой чая должна была  прояснить детали предстоящего дела.

©

В этом приморском городке Изварин оказался по воле случая. Накануне Нового года, он выехал в на север, в Романов-на-Мурмане – там зашевелилась германская резидентура. В столице готовился приказ по  Морскому ведомству о создании флотилии Северного Ледовитого океана с базами в Александровске, Романове-на-Мурмане, Иоканьге и Архангельске. С Балтики должны в скором времени придти несколько военных кораблей. Германский резидент в Петрограде, барон Шлоссер, собрав чемоданы и прикупив несколько сильных морских биноклей  Leitz beh Kriegsmarine (type iii), о чем тотчас же доложили мне «пасущие» его филеры, отбыл на поезде в те же края. Следовало поторопиться, ибо этот господин знал толк в морском деле и нельзя было дать ему шанс разузнать подробности создания новой морской базы. Интерес германской разведки к нашему флоту, а особливо в новых районах использования,  был всегда чрезмерным.
Но…не доехав до  Иоканьги нескольких верст, паровоз и вагоны сошли с рельсов и упали с насыпи – разошлась колея. Благо, что насыпь была невысока, а то пострадавших было бы больше. Барону не повезло – он сломал ногу и был доставлен обратно в Петроград и помещен в больницу. Без него в Романове активных действий, находящиеся  там германские агенты не предпринимали. И сразу по прибытии в Романов после восстановления движения по железнодорожной ветке, в местном отделении ОКЖ  ротмистру  была передана телеграмма о срочном возвращении в Петроград.
Так,  служба  контрразведчика совершила новый поворот – путь его теперь пролегал на юг империи. Внимание привлек неожиданно появившийся в этих краях некто Марукович, дальний родственник вдовы купца Коккинаки. Этот купец оставил своей молодой вдове весьма внушительное состояние и взбалмошная вдова затеяла экспедицию в Сибирь, в район Подкаменной Тунгуски к месту падения известного метеорита, причем экспедицию на дирижабле, который она собиралась купить в Германии. Все бы ничего, если бы эксцентричная мадам Коккинаки и продолжала подготовку к полету, но появившийся ниоткуда Марукович, втерся к вдове в доверие, уговорил ее изменить маршрут  и теперь дирижабль, как рассказывали слуги купчихи, полетит в северные широты к Новой Земле, как раз над  районами развертывания наших морских сил флотилии  Северного Ледовитого океана.
Круг замкнулся.

©

Несколько ранее, продолжение вечера с доктором:

- Послушайте, доктор – Изварин слегка встряхнул Максакова, - куда ехать дальше? Взгроможденный на сиденье усилиями ротмистра доктор открыл глаза, и Изварин увидел совершенно осмысленный взор, без  следов недавнего возлияния…
- А никуда, милейший старший унтер-офицер, -  трезво прозвучал голос  Максакова, - прошу простить за невольный маскарад, нежелательные свидетели оказались в трактире…так что я сейчас выйду, а завтра прошу в Александрийский парк, часам к двенадцати… вам удобно будет?
- Постараюсь быть, господин доктор. – пряча изумление, ответил ротмистр
- Да…уж вы постарайтесь…сведу с нужными людьми…для общего дела.
Максаков поднялся с сиденья, ступил на подножку и соскочил на мостовую.
- Я  проходными дворами, так короче.
- Дворами поаккуратнее проходите, час поздний – ответил Изварин.

- Трогай, - ротмистр уселся поудобнее. Кучер хлестнул лошадь.
Вечер уступал время ночи…

©

Александровский парк был местом прогулок и воскресного времяпрепровождения жителей приморского города. На открытой эстраде в глубине парка весь день играл духовой оркестр местного гарнизона и фланирующие по аллеям парочки, мамаши с семействами, скучающие местные франты и прочая публика, до которой, впрочем, нам нет никакого дела, в любом месте слышали весьма недурное исполнение сочинений господина Штрауса.
    Изварин вошел через Покровские ворота в парк и намеревался высмотреть доктора в толпе гуляющих - вчера Максаков не сказал,  в каком месте они должны встретиться. Но сделать это ротмистру не удалось, за спиной раздалось знакомое покашливание и он обернулся –  доктор уже был в двух шагах от него. Увидев, что Изварин смотрит на него, Максаков улыбнулся и  коснулся пальцами  полей шляпы – Добрый день, Леопольд Эрастович!
    Изварин поздоровался в ответ и увидел за спиной доктора две фигуры в одинаковых костюмах и шляпах. Одинаковость субъектов бросалась в глаза –  оба были среднего роста, а цвет волос, глаз  и выражение лиц были словно нарисованы одной рукой. Максаков полуобернулся к своим спутникам:
    - Господа, разрешите представить – старший унтер-офицер Изварин.
    Субъекты синхронно кивнули головами. Доктор  поворотился к ротмистру:
    - А это – мои итальянские друзья, господа Гудини.
    Изварин также кивнул, как сделали его новые знакомые в ответ на его представление доктором.
    - Пойдемте господа – доктор указал рукой с зажатой в ней тростью на открытую веранду ресторана «Плакучая ива». Это заведение держал купец Синебрюхов и славилось оно отменными вареными раками и пивом, доставляемым прямо из Антверпена,  – там нам будет удобно разговаривать.
    Оба спутника Максакова снова согласно кивнули и все четверо вошли в ресторан. Мгновенно оказавшийся подле них метрдотель провел их в отдельный кабинет. Впрочем,  по летнему жаркому времени кабинет отделялся от общего зала лишь стенкой высотой в метр с небольшим, да кадками с пальмами,  и обозревать зал и посетителей было вполне возможно, что для себя отметил Изварин.
На стол сразу же было подано свежайшее пиво в высоких бокалах и блюда с вареными раками.
    - Итак, любезный Леопольд Эрастович, приступим к делу. Думаю, никаких прелюдий не надобно, время, как говориться – деньги, – доктор сделал глоток из бокала и поставил его на стол.
     - Господа Гудини имеют интерес…
    Резкий звук высокого тона прервал слова Максакова. Следом послышался треск, словно рвали перкаль и помещение ресторана озарилось вспышкой яркого оранжевого света. На глазах Изваринао часть зала исчезла в этом свете, словно растворилась в нем, а сам ротмистр почувствовал сильнейшее желание уснуть. Голова неудержимо клонилась на грудь, глаза закрывались сами собой…
   
    Склонившаяся над ним голова доктора -  было последнее, что он увидел… на него навалилась темнота…

©

При выезде из ворот парка на подножки с обеих сторон вскочили давешние люди Изварина – поручик в статском платье и второй агент, пока не известный штабс-капитану.
Поручик наклонился к уху ротмистра, Изварин очень тихо что-то сказал в ответ, совсем коротко, и офицер кивнув, спрыгнул с подножки и тут же скрылся в переулке, к которому подъехал автомобиль. Агент в штатском  открыл переднюю дверцу и уселся рядом с летчиком. Доктор уже пришел в себя и   постанывал время от времени. Он потирал рукой подбородок, пострадавший от удара фон Тидебеля и сидел смирно – видно было, что он не ожидал такого поворота событий. Один из господ Гудини так и сидел,  не открывая глаз и тяжело дышал, видимо так и не пришел в сознание. У Изварина было недовольное выражение лица. Произошедшее задержание Максакова при большом скоплении людей явно беспокоило его.
- Поверните штабс-капитан на Лесную, - Изварин наклонился  к доктору – приехали, господин Максаков.
Фон Тидебель повернул налево и увидел двухэтажный дом управления контрразведки. Проехав до парадного, он затормозил и остановил автомобиль. С переднего сиденья быстро соскочил агент, он вывел шофера, взял доктора под руку и они вместе, со стороны могло показаться, что рядом идут старые друзья, вошли в парадное. Штабс-капитан обернулся и посмотрел на Изварина. Тот уже поднялся с заднего дивана и слегка пошатываясь, вышел из авто.
- Мы сейчас этого итальянца выгрузим, и вы будете свободны, штабс-капитан. А вечером, часам к восьми, попрошу придти сюда, в управление. Раз уж дела, похоже,  кувырком пошли, откладывать ваше вхождение в дела нет возможности.
Изварин кивнул и вошел в парадное. Оттуда сразу вышел унтер-офицер и два солдата. Солдаты взяли под руки одного из Гудини и приподняв над мостовой, понесли.
- Ваше благородие - обратился унтер-офицер  к фон Тидебелю – позвольте авто во двор завести.
Летчик с облегчением покинул свое место и пока унтер заводил авто и въезжал в отворенные дежурным солдатом ворота, стоял и смотрел на дом, в  который вошел ротмистр, куда увели доктора и внесли пострадавшего итальянца.
- «Дом с секретами» - подумал он и пошел по улице. Гребная станция, лодка и желание размяться пропали. Его занимали мысли о вечернем визите к Изварину.

Что  ему скажет ротмистр, чем придется заниматься в этом новом для него деле, скоро станет ясно.

©

Через две недели, после описываемых событий. Полевой аэродром вблизи города N.

Лошади рвут постромки, оглобли скрипят, ведущие лошадей  по щиколотку в грязи два местных мужика нехорошо ругаются, с опаской и хмуро поглядывая на меня – майора де Хэвиленда, представителя воздушных сил ее Величества! Первобытная грязь! Приводная цепь моего Morris отказалась передавать крутящий момент уже пять часов тому и пришлось заменить его, Morris  29 лошадиных сил на две. Зато какие!!!
Клячи заржали, в последний раз дернули и встали. Ни кнут,  ни пряник не смогли сдвинуть упрямых животных ни на один дюйм вперед. Мы застряли окончательно, мужики кинулись распрягать, а потом подошли за расчетом. Рубль в ассигнациях утешил бедолаг и не разорил меня. До кромки летного поля оставалось всего – ничего, около полумили. А там происходила суета, вызванная посадкой огромного русского аэроплана.
Вот туда-то мне и надобно …

Выбравшись из безнадежно увязшего авто я с удовольствием ощутил твердую землю под ногами, вместо густой жижи, в которой промокли мои ботинки Clarks. Раскуривая трубку, я стал осматриваться. Толпа высыпала на летное поле, какие-то господа махали шляпами, к приземлившемуся аэроплану двигался автомобиль. Картина была размыта – полмили есть полмили, пришлось достать мой старый добрый английский морской бинокль Barr & Stroud и присмотреться…Ха…- в мою сторону шел русский офицер…так, так…штабс-капитан, судя по погонам с четырьмя звездочками. Ну что ж, мое прибытие не осталось незамеченным, очень хорошо! Я опустил бинокль, убрал его в футляр и оставил висеть на ремне на шее. Чего скрывать мои намерения, они в принципе…благие.
Оставалось привести себя в мало - мальский порядок после грязевых ванн – я потопал ногами и высохшая корка из глины, песка и чернозема благополучно отвалилась с ботинок, макинтош был помят, но чист, шляпу я сдвинул на затылок, демонстрируя открытость. Когда подходивший офицер был в двадцати шагах, я изобразил дружелюбную улыбку, достал изо рта трубку и собрался произнести слова приветствия, но не успел сказать ни слова...

©

Как оказалось, штабс-капитан был скор на ногу – два запыхавшихся нижних чина с трехлинейками за спинами подбежали к нам, когда он уже выяснил мою личность и мы сделали несколько шагов в направлении к аэропланам. Фон Тидебель приказал им  взять мои вещи, но я отдал только чемодан в котором был мой авиационный комбинезон, унты, краги  и шлем с очками, комплект полевой военной формы и «вода жизни» -  две бутылки виски Scottish Leader. Остальные необходимые в экспедиции вещи, начиная от shaving things (бритвенных принадлежностей), до смены белья, находилось в саквояже. Мой пистолет Colt M1911 конструкции Браунинга великолепно чувствовал себя в кобуре  у меня под мышкой. То есть мы обо прекрасно себя чувствовали – я и он. Я ему доверял, он мне отвечал безотказностью в работе.
    Штабс-капитан молчал и быстро шел вперед, я в полшаге сзади-слева старался не отстать. Картина, открывающаяся моим глазам, по мере приближения нашей небольшой процессии к стоянке, дополнялась некоторыми деталями. Несколько господ разной наружности занимались делами, как я понял   связанными с предстоящим отлетом – некто довольно крупных габаритов расставлял фотокамеру на треноге, восточного вида человек под руководством господина в лаковом цилиндре, грузил вещи в аэроплан…
    Толпа зевак постепенно редела, ничего интересного уже не происходило. Солдаты шли цепью по полю и наводили порядок на аэродроме - собирая обрывки лент, утерянные галоши местных франтов и бутылки из-под сельтерской воды.
    Наконец, мы достигли цели. Штабс-капитан осматриваясь, покрутил головой и повернулся ко мне.
    - Не вижу Изварина. Странно.
    В это же мгновение, словно отвечая на недоуменный вопрос моего провожатого,  раздался легкий скрип и,  повинуясь движению  тяги,  на аэроплане повернулся   руль направления.
    - Ах… вот он где – фон Тидебель, сделав мне жест, означавший как я понял, сигнал обождать, скрылся в фюзеляже аэроплана. От нечего делать я стал рассматривать  фигуру фотографа и когда он, складывая треногу камеры повернулся в профиль я узнал его…черт побери – это же Канделаки! Фортуна прямо на глазах стала отворачиваться от меня или поворачиваться задом, как мне будет угодно, да уж!… (Этот господин знавал меня в Петрограде и Москве как журналиста  Daily Telegraph, а теперь я в другом обличье, вот так казус!)
     Из фюзеляжа по трапу  спустился штабс-капитан – Ротмистр искровую радиостанцию с бортмехаником устанавливает, просил предать, чтобы немного обождали.
    Он показал рукой на палатку, стоящую неподалеку от аэроплана – Пройдемте туда. Я прикажу подать чаю и чего-нибудь перекусить. Небось в грязи нашенской намаялись.

©

Штабс-капитан и майор  вышли из палатки и направились к стоящему неподалеку аэроплану. Не дойдя нескольких шагов до трапа, они увидели показавшегося в проеме двери в фюзеляже  ротмистра Изварина. Он был в комбинезоне, на котором виднелись следы масляных пятен. Вытирая  руки ветошью, он спустился по трапу  и вопросительно посмотрел на штабс-капитана.
- Майор де Хэвиленд – представил нового персонажа  фон Тидебель, - просит принять его…м-м-м…по вопросу участия …. – он замялся, подбирая слова…
- Участия -  какого, кого и в чем? – передав ветошь спустившемуся следом бортмеханику, спросил Изварин.

Майор собрался ответить, видя затруднения фон Тидебеля, но…посмотрев на ротмистра, в одночасье лишился речи…
Изварин   посмотрел на де Хэвиленда и в глазах его внимательный наблюдатель увидел бы промелькнувшее изумление..
(К чести обоих, справиться со взаимным удивлением они смогли быстро…)
- Извольте подняться в аэроплан, майор – Изварин пропустил англичанина вперед и поднявшись по ступеням трапа, закрыл дверь.
Фон Тидебель ничего особенного не заметил.

©

[Будущее. 193... год. Рассказывает майор де Хэвиленд.

Ночная дорога была плохо видна в свете фары моего Л-300. Бледный луч от неё выхватывал то  тележную колею с отпечатками лошадиных подков посредине, то коровьи следы,  заполонившие обочины этого узкого просёлка в окрестностях Ленинграда. Луны не было – несколько суток над городом и окрестностями висела низкая густая облачность, которая, видимо, очень хотела разразиться дождём, но всё ещё этого не сделала, и я был благодарен ей  – управлять мотоциклом на раскисшей грунтовке,  занятие не из приятных, да и промокнуть тоже не хотелось. Я должен был добраться к месту назначения в приличном виде.
Как бы там ни было, всё пока шло хорошо. Постепенно мои глаза привыкали  к ночной темноте, и я стал  лучше видеть дорогу, проходящую  по открытой местности.  Но, оказавшись в лесу, который внезапно появился из темноты, пришлось сбавить скорость – стало ещё темнее, из-за почти смыкающихся в высоте верхушек старых елей, что подступали к самой дороге. Дело шло к двум часам ночи. Через километр с небольшим, я оказался в полосе густого тумана, пересекавшего дорогу - окрестные болота давали сырость. Стёкла моих мотоциклетных очков тут же запотели, сконденсировав на своей поверхности туманную влагу. Пришлось их снять. Скорость совсем упала – было очень трудно ехать в молочном мареве. Можно было наскочить на неожиданное препятствие -  большой камень, лежащий на дороге или угодить в яму. Впереди был виден лишь светлый круг, луч фары упирался в туман, как в белую стену.
Наконец, я  остановился, не выключая зажигание, и продолжал сидеть на мотоцикле, который неровно подрагивал подо мной. Из планшета, висящего на ремне, на левом боку я достал карту-верстовку и, развернув её, наклонился вперёд, поднёс бумажный прямоугольник к совсем уже слабо светившей, из-за низких оборотов мотора, фаре. Оказалось, что до цели мне оставалось совсем немного, и я решил продолжить путь в тумане. У меня был приказ прибыть в конечную точку маршрута не позднее трёх часов ночи.
Через двадцать минут осторожного движения я пробил крайнюю границу туманной завесы и оказался вновь на пустой ночной дороге.  Стало веселее, я прибавил скорость и вот  уже показалась окраина деревни, погруженной во тьму – ни луча света не выбивалось из окон. Въехав на улицу, которая едва угадывалась в темноте, я свернул налево и увидел силуэт   дома, где меня ждали. Он располагался немного поодаль от остальных деревенских домов и выделялся своими размерами. Дом был кирпичный двухэтажный с мансардой и стоял в глубине двора, за высоким деревянным забором.
Я выключил  зажигание, и последние метры проехал накатом. Рискуя разрядить батарею, я не выключил фару, а стал осматриваться. Но это длилось недолго, на высокой веранде с негромким мелодичным скрипом открылась входная дверь и в освещённом проёме показалась фигура человека, с керосиновой лампой в руке. Я выключил фару, и, поставив мотоцикл на боковой упор, пошёл к калитке в заборе. Не дойдя до неё, я остановился, ожидая, когда мне откроют. Шаги по ту сторону забора приближались, я услышал стук открывающегося засова, и калитка распахнулась. За ней в свете лампы была видна фигура   человека, на первый взгляд  лет сорока пяти, в мягкой  домашней куртке свободного покроя. Он стоял, держа в левой руке лампу, правая была в кармане куртки. Я сразу оценил предусмотрительность  моего визави и тотчас произнёс условленную фразу:
– Париж, бульвар Батиньоль, мы там, кажется, встречались?
Человек внимательно посмотрел на меня и  ответил:
– Думаю, вы ошибаетесь, мы виделись с вами на улице Гобеленов. Не так ли?
- Действительно. Запамятовал. Я плохо знаю Париж.
Человек кивнул и приглашающим жестом указал мне на раскрытую калитку.
- Заведите мотоцикл во двор, от посторонних глаз – сказал хозяин дома, - я посвечу.
Так я и сделал, прокатив мотоцикл к самому крыльцу.
- А теперь  - в дом, милости прошу.
Пропустив меня вперёд, он вошёл следом и закрыл дверь. Я стоял на пороге большой комнаты, освещённой ещё одной керосиновой лампой, стоящей на круглом столе посредине. За моей спиной послышался скрип ключа в замке и следом, звук закрываемого засова.
- Проходите в комнату, вот  кресло, устраивайтесь. Чаю не хотите? Хоть и поздно, но я ночами работаю, и чай у меня всегда на плите, горячий.
- Спасибо, не откажусь. Продрог немного в нашей сырости.
Через пару минут на столе стояли два стакана с чаем в серебряных подстаканниках, рафинад искрился в открытой сахарнице. Печенье на блюдце и розетка с малиновым вареньем дополняли картину. Усевшись напротив меня и сделав пару глотков, хозяин дома произнёс:
- А теперь не мешает представиться друг другу, молодой человек.
Я встал и назвал себя:
– Старший лейтенант Панкратов.
- Садитесь, товарищ Панкратов, вы же не на службе, а у меня в гостях. Меня  зовут Василий Витальевич Шельга. Отставной чекист. Так скажем. А как вас зовут?
- Алексей. У меня к вам пакет, товарищ Шельга – с этими словами я достал из планшета пакет и передал его через стол.
Василий Витальевич взял пакет и, поднеся его к свету стоящей на столе лампы, стал рассматривать сургучную печать на боку.  Потом он улыбнулся и произнёс:
- УзнаЮ, Пал  Палыча! Всегда аккуратен.
И продолжил:
  -Да вы пейте чай, варенье малиновое с печеньем ешьте, а я с вашего разрешения пока почитаю.
Он достал из наружного кармана куртки очки в железной оправе и, водрузив их на переносицу, вскрыл пакет, достал оттуда вложенное письмо и углубился в чтение.
Я сидел и прихлёбывал чай, который оказался очень вкусным и ожидал, когда он закончит чтение. Прошло несколько минут, прежде, чем он опустил письмо на стол и взял свой стакан в руки. Он не пил чай, а словно грелся, сжимая подстаканник в ладонях. И смотрел при этом мимо меня в глубину комнаты. Потом слегка встряхнул головой, взгляд его встретился с моим взглядом.
- Так, значит, товарища Смоленцева интересует господин Гарин и компания? – полувопросительно произнёс он, - ну что же, надо, значит надо. Старому товарищу не откажешь. Приготовьтесь слушать, молодой человек. Чай допили, печенье попробовали? Разговор у нас будет долгий.
Я согласно кивнул и старый чекист начал свой рассказ.

©

Встреча с прошлым.

Мы собрались за десять минут – какие вещи могут быть у молодых авиаторов, готовых к переменам в любую минуту. Наши со штурманом фанерные чемоданы и вещмешок бортмеханика стояли у наших ног и Стерликов, достав из кармана зажигалку, собирался уже дать нам прикурить, как из-за угла ангара показался довольно потрепанный на вид автомобиль ГАЗ-А, с открытым верхом. Он лихо подъёхал к нам и затормозил, подняв пыль. За рулём сидел младший воентехник с кубарем в авиационных петлицах. Остановив машину, он бойко выскочил из неё и подошел к нам.
- Младший воентехник Варочкин! Прибыл за вами, товарищ старший лейтенант – он опустил руку от пилотки и продолжил, - прошу в машину.
Пришлось вернуть обратно в портсигары вынутые папиросы. Ветров уселся рядом с шофёром, а мы со Стерликовым – сзади на широкий диван. Чемоданы  поставили на пол.
Когда автомобиль тронулся, я обернулся и посмотрел на ангар, который медленно стал удаляться от нас – раскрытые створки позволили ещё раз увидеть наш АНТ-25, самолет, на котором мы собирались в полёт, но не случилось.

Через сорок минут показались окраины Ленинграда. Всё это время мы молчали, глядя по сторонам, на пролетающий мимо пейзаж. Молчал и наш шофёр – дорога была не очень важная и он сосредоточенно управлял машиной, старательно объезжая рытвины и камни, которых было довольно много. Наконец, колёса застучали по брусчатке и авто поехал быстрее. Немного попетляв по городу и проехав мимо здания штаба округа, ГАЗ-А свернул на одну из прилегающих к Дворцовой площади улочек и остановился у неприметного двухэтажного здания, стоящего несколько поодаль от улицы в глубине небольшого сада. Дом огораживала кованая ограда, а сразу за воротами стояла будка КПП.
- Приехали, товарищ старший лейтенант – сказал наш провожатый.
Мы с вещами вышли из машины. Я окинул взглядом фасад здания   - за опущенными шторами не было ничего видно
- Пойдёмте со мной, товарищ старший лейтенант – наш провожатый двинулся впереди и, подойдя первым к воротам, достал из кармана гимнастерки какую-то бумагу и отдал её, вышедшему из будки  на звук мотора нашего автомобиля дежурному сержанту. Тот внимательно прочитал поданный ему документ, потом посмотрел на нас, и начал открывать половину ворот.
Возглавляемые нашим провожатым, мы вошли на территорию, сержант козырнул, когда мы проходили мимо него. Асфальтированная дорожка вела к крыльцу. По обеим сторонам от неё были разбиты круглые клумбы и росли несколько елей. Варочкин, поднявшись первым по ступеням к массивной двустворчатой входной двери, нажал кнопку звонка.  Дверь открыл красноармеец и мы вошли внутрь здания. В небольшом холле в углу стоял стол и за ним сидел младший лейтенант. При нашем появлении он поднялся, Варочкин отдал ему  пропуск, который он показывал дежурному сержанту и пока тот читал, сказал нам:
- Моя миссия окончена – отдал честь и пошёл к входной двери.

- Вам в комнату № 23, товарищи. Прошу подняться на второй этаж, комбриг Смоленцев вас ждёт – сказал младший лейтенант и показал рукой на широкую лестницу, ведущую наверх,  - вещи можете оставить здесь.
Мы стали подниматься по лестнице и оказались на втором этаже. За то время, что мы поднимались по лестнице и едва прошли несколько метров по зелёной ковровой дорожке, лежащей на паркете второго этажа,  нам пришлось два раза приветствовать полковников и три раза подполковников, которые встречались нам по пути.   Одни выходили из комнат с папками для бумаг в руках, другие стояли у дверей и разговаривали.
Пройдя чуть дальше от очередного старшего офицера, мой штурман сказал:
- Не много ли на нас командиров, Алексей? Куда это мы попали?
- Сейчас узнаем. Я тут тоже в первый раз.
Комната № 23, судя по номерам, которые мы уже миновали, находилась в конце коридора. Нам оставалось пройти совсем немного, когда именно из неё кто-то вышел и направился в нашу сторону. Через секунду стали видны  ромбы в петлицах.
- «Ну, вот и комбриг, а то всё полковники!» - нервно пошутил я про себя. Поравнявшись с нами, комбриг ответил на наше приветствие кивком головы и,  как мне показалось, в глазах его промелькнула искра удивления когда он встретился со мной взглядом. Не успел я подумать об этом, как услышал – товарищ Никольский!
Тот, кто служил в армии, знает, до какого автоматизма доведены рефлексы военнослужащих. И красноармейцев и командиров. И всё благодаря изучению и применению Уставов. Так было и со мной в этот момент.
Я сделал полшага, повернулся кругом на каблуках и …в этот же момент я осознал, что может сейчас произойти, если только я не успею мгновенно всё исправить.
В двух шагах передо мной стоял тот самый комбриг. Он внимательно смотрел мне в лицо и, казалось, чего-то ожидал… через  мгновение  я узнал стоящего передо мной.
- Товарищ Никольский? - повторил вопрос комбриг.
Надо было на что-то решаться. Я, не отводя взгляда от глаз комбрига, машинально отрицательно покачал головой. Он также внимательно смотрел мне в глаза.
- Никак нет, товарищ комбриг! Старший лейтенант Панкратов!
Комбриг молча стоял и смотрел на меня. Длилось это секунд пять, но мне показалось, что пять минут.
  - Что же вы отозвались на незнакомую фамилию? – очень тихо проговорил комбриг.
  - Ваш голос показался знакомым, товарищ комбриг, потому и обернулся – так же тихо ответил я.
- Понятно. Можете идти, – он повернулся и пошёл по коридору.

- Ты что знаешь его? – Стерликов с любопытством посмотрел на меня.
- Откуда? Голос его знакомым показался, я и обернулся.

Наконец мы оказались у двери комнаты №23. Мы помешкали с минуту, поправляя портупеи и убирая складки гимнастерок назад. Потом я протянул руку, чтобы постучать.           Но сделать  это не успел - за нашими спинами раздался голос:
- Заходите, товарищи.

Мы обернулись. Сзади стоял тот самый комбриг.

©

Как это было.

Я смотрел на Кудасова (наедине мы продолжали называть друг друга нашими настоящими именами, так решил комбриг)  и удивлялся – за двадцать лет,  которые прошли с той поры, когда мы виделись в крайний раз, он почти не изменился. Да, фигура слегка погрузнела, но лицо, а главное его взгляд, оставались прежними. Может, чуть больше морщин появилось в уголках глаз, да усы поседели  - вот, пожалуй, и всё.
- Сравниваешь, меня того и теперешнего? – заметив моё разглядывание, с улыбкой спросил он.
- Давно же не виделись, Леопольд Эрастович.
- Да…немало лет прошло, а всё – как вчера, кажется.
Он поднялся со стула и вышел из-за стола. В его руках оказалась трубка. Он зажёг спичку, и аромат капитанского табака распространился по комнате.
Я был у него в гостях, в его гостиничном номере, который он занимал, приехав в Ленинград для отбора кандидатов в новое дело. Пили чай и говорили на общие темы – погода в городе на Неве, ситуация на Балканах и в Испании. И ни слова о том, о чём мне хотелось говорить – об экспедиции, той, давнишней - что и как сталось с участниками, кто и где сейчас, живы ли, как выбрались оттуда, и ещё о многом. А за всем этим стоял интерес к новому делу. Но Кудасов, как только я зашёл к нему и доложил о прибытии, знаком дал понять, приложив палец к губам, что лишнего говорить здесь не нужно.

Закурив, он вышел на балкон, я последовал за ним.
Он стоял и смотрел на Неву. Я подошёл и встал рядом у перил. Мы молчали.
Наконец, он повернулся ко мне:
- Слушай, Серёжа, расскажу кратко,  основные моменты. Будет время, поговорим подробнее. Итак, мы оказались тогда в сложном положении, наши ИМ не могли взлететь, ты помнишь почему – площадка за два года временнОго сдвига поросла подлеском и кустами, и рельеф тоже изменился. К тому же резко испортилась погода – начался сильный ветер и дождь. И так продолжалось три дня. А потом прилетели два германских дирижабля с десантом, и был бой. Пока все были заняты десантом, Гейзельберг сбежал из палатки и мы заметили, как один из цепеллинов улетает. Он то его и подобрал. А второй цепеллин мы всё же повредили, и он упал недалеко от стоянки. Его команда в бой не вступала и ушла по суше.
Потерь у нас не было и наутро, после всех событий, мы отправились к месту падения дирижабля. На счастье, как оказалось, цепеллин не упал, а опустился на землю из-за перебитых бензопроводов – у него остановились моторы. Весь бензин вытек и немцы покинули его.
В дело вступил кондуктОр и с помощью Ржевского и Таранова, за сутки исправил все повреждения. Так у нас появился летательный аппарат легче воздуха.
Мы хотели  попытаться снова найти физика, используя цепеллин, но обстоятельства  оказались сильнее нас – следущей ночью разразилась буря и чуть не унесла наше единственное средство спасения в море. Я понял, что надо сниматься с этого места. Дирижабль едва удерживался на канатах. Мы погрузили имущество экспедиции в гондолу, запустили моторы, отдали концы и ...нас понесло в неизвестном направлении.  Моторов хватало, лишь на удержание курса по направлению ветра. Потом мы попали в восходящий поток и стали резко подниматься.
В этом месте Кудасов замолчал, и стал посасывать потухшую трубку.
- А дальше, ты не поверишь – мы оказались в том же самом месте подземного мира, где наши корабли буквально выпали из жерла потухшего вулкана. Только сейчас всё было наоборот, мы не падали, а нас затягивало вверх…в тот же вулкан!
Вскоре нас, точно пробку из бутылки, выбросило наружу – в снег и холод. Остров был под нами. Хижина с припасами и бензином дожидалась нас в целости и сохранности…

Дальше всё было уже просто. Курс на Китеж и через двое суток мы уже были над городом и опустились на тот же самый аэродром. Я отправился в Петроград к Батюшину с докладом…
Наше возвращение огласке не предавали – успеха не было, да и время было уже другое. Военному министерству было не до нас – положение на театре военных действий было не очень хорошим, волнения в стране, всё это привело к тому, что военные участники экспедиции оказались на фронте, и судьба их сложилась по-разному. Аристарх стал летать на ИМ в эскадре воздушных кораблей генерала Шидловского и больше мы не встречались. Знаю, что Добейко ушёл служить в гидроавиацию, был на Севере, сейчас в отставке. Окочурин  сейчас сельский врач, впрочем, как и тогда, до призыва в армию. Азаров - в Москве. Возможно, ты с ним встретишься.
Кудасов закончил свой короткий рассказ.

- А теперь вернёмся к нашему делу. Задача, перед нами поставленная, непростая.  В 192… году, некто Гарин, инженер, талантливый, хотя и неуравновешенный субъект, изготовил аппарат, испускающий смертоносный разрушительный луч, против которого бессильна любая броня…
В этом месте я перебил Кудасова. У меня  непроизвольно вырвался возглас:
– «Гиперболоид инженера Гарина» - это же книга Алексея Толстого, Леопольд Эрастович! Я читал её в детстве…это же фантастика…выдумка! Ничего не понимаю!

Кудасов отреагировал на удивление спокойно.
- Это - не выдумка, Серёжа. Это – правда. Книга Толстого у нас, здесь -  вышла в свет только что. И написана она - с целью показать это изобретение в свете фантастическом и неправдоподобном. И принцип работы прибора, и место действия – всё это было сознательно искажено. Особенно конец самого предприятия. Никакой Америки, никаких экзотических островов в океане. Реальное действие происходило в северной Европе, имело бОльшие последствия, и меньшее освещение в печати. Точнее, освещения этого вовсе не было. Так, краткие заметки в разделе полицейской хроники, носящие явно недостоверный характер.  Но ЭТО было, и заинтересованные лица и организации, уже несколько лет пытающиеся найти исчезнувшего Гарина и его аппарат, похоже, напали на след. Мы не можем остаться в стороне. Слишком серьёзную опасность представляет аппарат, да и его владелец, тоже. Поэтому, тебе предстоит отправиться к одному из реальных участников этого дела …летней давности. Этот человек знает много о Гарине, он встречался с ним, но был тяжело ранен в самом конце этих событий. Исчезновение Гарина прошло уже без него.

Итак, сегодня ночью, ты должен прибыть по указанному адресу в ближнем пригороде Ленинграда и встретится с ним. Встреча в городе исключена по соображениям секретности. По нашим данным в город, самолётом «Люфтганзы» из Берлина  прибыл один из действующих лиц прошлого дела. И мы не уверены, что за человеком, к которому ты поедешь, не установлено наблюдение. Пока это всё, Сергей.

Так я оказался на ночной дороге в окрестностях Ленинграда, в два часа ночи, на мотоцикле, с картой в планшете и с ожиданием предстоящего приключения.

А ещё через час, я пил горячий чай и слушал того, к кому приехал - Шельгу Василия Витальевича.

©

Изменение в планах Кудасова.

Я открыл глаза и посмотрел на наручные часы. Было  6-30,  и я удовлетворённо подумал о своём навыке просыпаться в назначенное собой же время. Сон был короткий. Но ожидание нового, в стремительно разворачивающейся картине предстоящего дела, придавало сил.
- Подъём! –  разбудил я свой экипаж.
Через пятнадцать минут мы уже завтракали в столовой, расположенной в глубине двора, в отдельном флигеле. Столовая была небольшая, но уютная. По-видимому, она предназначалась для офицеров, служивших в этом здании и таких, как мы  командированных. В этот ранний час, в столовой были заняты только два столика - наш и стоящий поодаль у окна, ещё один, за которым сидели два майора и энергично поглощали пищу. Рядом с их столом стояли два небольших чемодана, и я понял, что это прибывшие утром командиры. Девушки-официантки, знакомые нам по лётным столовым, быстро и аккуратно подали нам завтрак, едва только мы уселись за столом. Никаких талонов на питание вчерашний капитан моим ребятам не выдал, сказав, что в их столовой посторонних не бывает, и я понял, что на какое-то время мы становимся здесь своими.
Где-то в середине завтрака, в зал вошёл сержант и направился к нашему столику. Подойдя, он отдал честь:
- Здравия желаю, товарищ старший лейтенант! Вам записка – с этими словами он протянул мне сложенный вчетверо лист бумаги.
Я отпустил сержанта и развернул записку. Ровным, каллиграфическим почерком, рукой Кудасова были написаны несколько строк. Содержание меня несколько удивило, потому что Кудасов написал мне, что убывает срочно в Москву и запланированная на это утро встреча у него, отменяется. Мне с экипажем предлагалось прибыть на аэродром в Детское Село, где комбриг даст инструкции по нашим дальнейшим действиям.
Я взглянул на наручные часы, времени до встречи на аэродроме оставалось немного.
- Ребята, допиваем чай и  пошли.
Привыкшие ко многому, мои штурман и бортмеханик, не задавая вопросов, быстро закончили завтрак.
Когда мы вышли из флигеля-столовой то увидели, стоявшего у дверей своего вчерашнего знакомца – младшего воентехника Варочкина.
- Товарищ старший лейтенант, прошу в машину – быстро сказал он, козырнув, - комбриг не любит, когда опаздывают.
Знакомый ГАЗ-А поджидал нас перед входом в главное здание.
- Петя, быстро слетай за вещами – сказал я Ветрову.
Пока мы занимали места в автомобиле, в дверях показался запыхавшийся бортмеханик с двумя чемоданами в руках и вещмешком за плечами.
Включив передачу и резко отдав педаль сцепления, Варочкин с пробуксовкой сорвал машину с места. Ворота уже были открыты и наш ГАЗ-А резво, насколько позволяли его сорок лошадиных сил, помчался по улицам Ленинграда.
Через час показалось Детское Село и вскоре мы уже остановились перед КПП аэродрома. Воентехник вышел из авто и пошёл за пропуском.
Мне приходилось бывать на этом аэродроме. Он один из первых в Республике получил новую современную бетонную взлётно-посадочную полосу и стал одним из основных военных аэродромов Ленинградского Военного округа. В 19…году на  нём базировалась 3-я авиабригада особого назначения имени С.М. Кирова.

Варочкин вернулся в машину, красноармеец распахнул двустворчатые въездные ворота и мы  покатили к полосе, на которой, как я увидел, готовился к вылету АНТ-2бис.
- «Интересно, однако, на чём летает наш комбриг – удивленно подумал я,  - ведь это же первый отечественный цельнометаллический самолет, сделан по схеме свободнонесущего цельнометаллического моноплана с верхнерасположенным крылом. Двигатель в двести лошадей, скорость чуть более двухсот и дальность в семьсот пятьдесят» - вспомнились характеристики Туполевского детища.
За самолетом я увидел ещё один.
- «ТБ-3 – посерьезней машина, правда помедленней - до ста восьмидесяти на трех тысячах, но аппарат надежный» - снова мне подсказала память. Довелось полетать на таком в Монголии.
Тем временем наш автомобиль затормозил у первого самолета, и пока мы выходили из него, в двери АНТа показался Кудасов.

Разговор был коротким и суть его сводилась к тому, что накануне комбриг получил  приказ немедленно вернуться в Москву. Из разговора по спецсвязи он понял, что появились новые обстоятельства в деле,  требующие внести коррективы в первоначальный план розысков убежища Гарина. Эта задержка, видимо, беспокоила Кудасова. Он выглядел озабоченным.

…Это все, Сергей. Задача твоя и твоих ребят добраться до бухты Леднева. Это в тридцати километрах от аэродрома, куда вы прилетите на ТБ. Там стоит МК-1, гидросамолёт. По официальному названию – тяжёлая ударная летающая лодка. После испытаний на море, оставили для установки нового оборудования для борьбы с подводными лодками. Но Морское КБ задержалось с доводкой, а время ушло. Характеристики, скорость, в первую очередь, уже не те. Стоит под охраной почти год. А когда появилась проблема с Гариным, то сразу пришла в голову мысль – а что, если на ней? Мореходность отменная, дальность три с половиной тысячи, места много. Добро я получил, так что – вперёд, товарищ Никольский. На освоение – неделя, Сережа. Потом получишь подробные инструкции и кое-кого в члены экипажа – Кудасов закончил свой монолог.
- Всё, прощаемся, обниматься не будем. То, что мы знакомы, знать всем не нужно – Кудасов пожал мне руку и пошел к АНТ -2 бис, у которого уже вовсю вращался винт, а за козырьком открытой кабины виднелась голова летчика.

Самолет начал разбег, ещё немного и он ушёл в утреннее небо.

- Так это вас мне приказано доставить в Б–ск? – раздался сзади густой бас. Я обернулся и увидел подошедшего незаметно высокого летчика,  с двумя шпалами в петлицах.
Лицо у него было смуглым, густая борода и усы закрывали пол лица, но я успел заметить багровый шрам, идущий от правого глаза к подбородку. На вид майору можно было дать лет сорок пять, одет был весь в кожу.
- «Для майора возраст солидный»– подумал я.
- Так точно, товарищ майор – ответил я вслух и представился:
-  Старший лейтенант Панкратов и мой экипаж.
- Тогда – в самолет! Я –  майор Жигунов.
Он повернулся и пошёл быстрым шагом к ТБ-3. Я последовал за ним и вдруг услышал, как он произнес в полголоса:
- Не думал, что буду работать воздушным извозчиком, ну да ладно.
- Фёдор, Петя! – крикнул я, стоящим поодаль, во время разговора с комбригом своим ребятам, - в самолёт!
И показал рукой на бомбардировщик.
И вот перед нами уже люк в фюзеляже обшитого гофрированным дюралем исполина. Жигунов уже запустил моторы и все четыре ровно гудели над нами.

- По местам, экипаж.
Мы поднялись по трапу и люк закрылся за нашим СЕГОДНЯ.

Впереди нас ждало - неизвестное ЗАВТРА.

©

Продолжение полёта.

Я узнал его. Хотя шрам в пол лица и густая борода сделали своё дело – он изменился так, что не случись этот нелепый, в общем-то, случай с парашютом, я бы продолжал быть в неведении относительно личности майора. И голос который я слышал в полёте, принадлежал бывалому лётчику, немолодому и не очень успешному в карьере. Чуть хрипловатый и немного усталый, а порой и насмешливый, этот голос тоже запутал меня, хотя с первого взгляда на Жигунова  я ощутил что-то знакомое в фигуре и выражении глаз,  с которым майор посмотрел  на мой экипаж на аэродроме вылета. Теперь же, лёжа на земле после не очень удачного приземления, он смотрел на меня знакомым взглядом и голос его, когда он обратился ко мне, был голосом моего старого товарища по прежней жизни и экспедиции в подземный мир – Аристарха Лемке.
Я наклонился ещё ниже, прямо к его уху и тихо произнес:
- Аристарх, дружище…как же ты так, а?
Губы его сложились в улыбке, и он ответил:
- Кольцо, будь оно неладно. Зацепился. Купол вышел, а дальше ты видел…
Он посмотрел мне в глаза и так же тихо продолжил:
- Здравствуй, Серёжа. Ты, никак, снова к нам?
- Молчи, потом обсудим. Как ты?
- Нормально. Только спиной ушибся. Ты же знаешь, как мы летуны любим прыгать -  и он снова улыбнулся.
Пока я шептался с ним, Ветров сматывал купол, а Стерликов озабоченно копался в санитарной сумке, пытаясь разобраться в укладке медикаментов.
- Федя! – я обратился к своему штурману, - что ты там ищешь?

- Товарищ старший лейтенант! Спирт ищу. Может товарищу майору пятьдесят грамм не помешает?
Я невольно хмыкнул, глядя на озабоченного штурмана.
В этот момент Жигунов (мы будем так называть Аристарха. Для экипажа он - майор Жигунов. Пока. Дальше -  будет видно) начал подниматься с земли, опираясь на локоть правой руки. Лямки подвесной системы Ветров уже расстегнул и теперь помогал майору освободиться от них.
- Товарищ майор! Встать сможете – спросил я, перейдя на официальный тон.
- Да, если поможете, товарищи лётно-подъемный состав – ответил Жигунов.
Я подхватил его под правую руку, Ветров под левую и совместными усилиями мы подняли майора.
- Спина как деревянная – произнес Жигунов, морщась от боли.
- Так может, мы лучше вас отнесем в самолет – сказал я.
- На чем, старший лейтенант, вы меня отнесете? – ответил вопросом на вопрос майор.
Мы стояли на пашне. Рощица, на опушку которой приземлился Жигунов, представляла собой два десятка  низких и кривоватых дубков, из веток которых, при определенных усилиях, можно было сделать подобие волокуши. Пока я думал об этом, майор, опираясь на руку Ветрова, сделал два шага вперёд.
- Нормально, товарищ Панкратов – услышал я его голос,  - дойду до аппарата.
Я понял, что этим старомодным словом, которым в начале века частенько называли аэропланы, он напоминает мне о нашем общем прошлом.
Я кивнул.
В полчаса мы дошли до самолета.
Жигунов оперся спиной о колесо шасси и посмотрел на нас, стоящих перед ним. Ветров держал в руках его парашют.
Майор обратился ко мне:
- Старший лейтенант, попросите вашего  бортмеханика уложить мой парашют. Негоже показывать его в таком виде по прилёте на базу. А там уж укладчики ещё раз это сделают.
Я подумал – «Жигунов сказал – попросите…, а не приказал. УзнаЮ Аристарха».
В это время Петя, не дожидаясь моей команды, уже расстелил купол и начал укладку.
Штурман  в это время успел подняться в свою кабину и вернуться с картой. И теперь он стоял рядом с Жигуновым и тот карандашом  делал какие-то пометки на ней. Я подошел к ним.
- Товарищ Панкратов, теперь вы – командир корабля. От меня проку мало…пока, надеюсь,  - майор невесело усмехнулся.
- Есть, товарищ майор – я поднес руку к шлему, отдавая честь.
Петя запыхался, но дело сделал – аккуратный ранец лежал на земле. Мы с ним помогли надеть парашют Жигунову.
- Не беспокойтесь, товарищ майор, сработает, если ещё придётся… - Ветров осёкся под взглядом Жигунова.

- Экипаж, в самолёт! Ветров помогает подняться товарищу майору!
Я тоже поддержал Жигунова, а потом Петя взял инициативу в свои руки и дело у них пошло.
Пока экипаж занимал места в самолете, а дело это шло медленно – майор терпел, но видно было, что каждое движение даётся ему с трудом, я стал осматривать пашню по курсу взлёта. Борозды были ровные и довольно глубокие.
- «Неужели в 193… году так пахали – тут «Кировец» нужен с плугом, что бы такие борозды сделать» - некстати подумал я. И в дополнение к моим внезапным сомнениям, я услышал характерный звук летящего вдалеке, пока вне пределов видимости, но, несомненно,… вертолета! И через пару секунд я увидел как над распаханным полем уходящим на изломе за горизонт, появилась точка.
- «Бинокль бы сюда!» - огорченно подумал я.
Но уже через десяток секунд бинокль мне не понадобился – на нас шел Ми-4, поршневой вертолет, стоявший на вооружении с 50-х годов! Они ещё летали и в начале семидесятых.
В голове тотчас, как будто кто-то включил магнитофонную запись, прозвучало:
- « Это Китеж… Сергей Иванович…во всей красе. Вот так»
Я машинально повернулся к самолету и увидел, что майор и Ветров уже скрылись.
- «Значит, они не видят то, что вижу я сейчас, А Федя уже давно в своей кабине» - я снова повернулся по направлению полёта вертолёта и в момент поворота почувствовал, что ситуация изменилась – я перестал слышать шум мотора, и тут же глаза мои не увидели ничего, кроме пашни. Вертолет исчез!
Я осмотрел горизонт. Ничего! Только наш ТБ-3, пашня, голубое небо и …тишина.
- «А ведь и борозды стали мельче» - подумал я, - Китеж неподалёку».

Поднявшись по трапу, я закрыл люк, и увидел в кабине, что Жигунов сидит в моем правом кресле.
- Займите моё – сказал он,  - оно вам привычнее, как я понимаю.
Я сел в командирское кресло.

Могучий ТБ огромными колесами шасси подмял под себя пашню и вот -  отрыв.
Четыре мотора ровно гудели.
Я посмотрел направо – Жигунов дремал в кресле.
От непогоды, мешавшей нам в начале полета, не осталось и следа.
Я попробовал рули – самолет послушно ответил.

Нас ждёт Б – ск.
Оставалось три часа лёта.

©

Знакомство с МК-1

Очередной порыв ветра отдался дрожью всей дощатой конструкции сторожевого поста и даже стол с разложенными документами слегка покачнулся.
- Все, Сережа, пойдем к аэроплану – поднялся со скамейки Аристарх, - теорию надо с практикой соединять. Ян Янович тебе характеристики аппарата выдал – он улыбнулся – и весьма восторженные, так пора его восторг разделить на борту.
Мы вышли из домика. Мой экипаж, пока я разговаривал со старыми товарищами,   время зря не терял -  мой штурман,  сидя на большом валуне сворачивал карту и пытался на ветру вставить ее в планшет, видимо, он уже нанес на нее кое-какие отметки, а Ветров, по молодости лет и всегда веселому настроению, взобрался на скалистый уступ с явным намерением потревожить гнездо чаек.
Мы начали спускаться по обрывистому берегу к воде. Часовой, да сих пор охранявший свой пост с трехлинейкой наперевес, повесил ее на плечо, козырнул майору и пропустил нас. Небольшой баркас был принайтовлен к короткому деревянному пирсу,  уходящему  метров на пять в залив. Штурман, спрятав наконец карту, быстрым шагом приближался к нам, а  Ветров, прервав свое занятие, спустился вниз и бежал, хрустя галькой по берегу. Мы запрыгнули на борт, запыхавшийся бортмеханик, по инерции заскочил в воду и,  оттолкнув баркас, оказался на задней банке.
Десяток взмахов  двух пар весел и мы подошли к стоящему на якоре морскому крейсеру.
- Ну как он  тебе? – сидящий на передней банке Жигунов обернулся. Я,  не выпуская рукоятей весел и слегка подтабанивая, смотрел на необычный для меня самолет. Мои товарищи тоже молчали.
- Большой… - других слов я не нашел.
- Ничего, товарищ старший лейтенант – раздался голос Добейко, - очень послушная лодка, сами убедитесь.
Медленно дрейфуя,  баркас оказался в районе носовой части с оборудованными входными дверями для экипажа.  Взгляду представилась верхняя часть лодок, соединенная центропланом, которые, как оказалось при ближайшем рассмотрении, были весьма вместительными фюзеляжами.
Через минуту мы уже оказались на борту и,  выйдя наверх из пилотской кабины, стали осматривать наш новый самолет.
Добейко продолжил рассказ, начатый на берегу:
- В каждой лодке установлены якоря, лебедки для их подъема, насосы для откачивания воды. В пределах уширенной части, по каждой лодке можно  свободно передвигаться, кроме того, через центроплан можно перейти из левого корпуса в правый и наоборот.   Летный экипаж состоит из 4-х человек (весь экипаж 10-12 человек): двух летчиков, командира корабля и штурмана. Рабочие места штурмана, двух летчиков и бортмеханика оборудованы в центральной гондоле, укрепленной на центроплане крыла по оси симметрии и выступающей за его переднюю кромку. Гондола экипажа выполнена двухступенчатой для обеспечения хорошего обзора силовых установок в полете, кабина бортмеханика возвышается  над кабиной летчиков и в ее верхней застекленной части имеется люк для выхода к двигателям. В правой и левой лодках оборудованы рабочие места шести стрелков и, кроме того, в правой лодке сразу за кабиной переднего стрелка имеется кабина радиста, работающего с приемопередающей радиостанцией ПСК-1, с помощью которой можно осуществлять телефонную радиосвязь на расстояние около 350 км. Кроме этого, в центроплане имеется место механика, обслуживающего моторные установки и туалет для экипажа.
http://f6.s.qip.ru/ZCpdjQel.jpg
Добейко повернулся ко мне:
- Экипаж в таком количестве нужен для боевой работы, товарищ старший лейтенант.
Он смотрел на меня, ожидая реакции на свои пояснения. Жигунов стоял рядом и тоже смотрел на меня.
- Для выполнения поставленной перед нами задачи такой многочисленный экипаж не понадобиться. А вот стрелковое вооружение придется сократить, нас трое и в любом случае ко всем пушкам не поспеешь, да и в нейтральных водах лучше показаться мирным исследовательским гидросамолетом, чем военным. И опознавательные знаки надо закрасить – сказал я, думая о том, что справится с таким самолетом нашему экипажу будет сложно.
- Не трое, товарищ Панкратов – вступил в разговор майор, - а  шестеро.
Он расстегнул свой планшет, достал оттуда пакет (очередной!) и протянул его мне.
- Вскройте и ознакомьтесь.
Я сломал сургучную печать и достал лист бумаги. Содержание было лаконичным – мне предписывалось ожидать прибытия начальника экспедиции, а до сей поры ознакомиться с материальной частью МК-1, совершить необходимые пробные вылеты и … читая последние строки приказа, я едва поверил своим глазам -    в экипаж зачислялись майор Жигунов – второй пилот и бортмеханик-стрелок Добейко!
Я посмотрел на Аристарха и он едва заметно кивнул мне.
- «Значит, он знает больше чем я, и это нормально. Свою роль я узнаю, когда придет время. Ну, Леопольд Эрастович, вы и завернули сюжет» - мной овладело приподнятое настроение, -  «… а как же Аристарх, майор -  и второй пилот?» - не подумав об этом сразу, я немного сник.
Я отвлекся за этими размышлениями и в действительность меня возвратил голос Жигунова:
- Товарищ Панкратов, думаю,  вам следует ознакомить экипаж с полученным приказом.
Четыре человека смотрели на меня, в явном ожидании. Мысленно поблагодарив Аристарха, я еще раз, уже вслух зачитал приказ.
Стерликов и Ветров выглядели слегка озадаченными, Добейко улыбался, а Жигунов сохранял невозмутимый вид.

Пришло время действовать.
- Экипаж, приступить к осмотру лодки! Штурману -  принять свое хозяйство, Ян Янович – ввести в курс дела Ветрова. Товарищ майор, прошу показать мне пилотскую кабину.

Так неожиданно начался этот день. Судя по всему – это не крайняя неожиданность.

©